Пермский Мемориал



Яндекс.Метрика

СМИ о добровольчестве

Кто, как и зачем сохраняет сегодня память о ГУЛАГе? Расшифровка прямого эфира на "Эхе Перми".

Ведущий: Добрый день. У микрофона Анастасия Сечина. Мы начинаем еще один наш дневной эфир. Сегодня, я напоминаю для наших слушателей, 30 октября. И сегодня День памяти жертв политических репрессий. И в этой связи в этой студии Роберт Латыпов, сопредседатель пермской общественной организации Молодёжный «Мемориал». Добрый день, Роберт.

Роберт Латыпов: Добрый день.

Ведущий: Также в этой связи, я напомню, сегодня в течение всего дня мы повторяем цикл программ «По рекам памяти». Они выходили в эфире радиостанции «Эха Перми» в мае этого года после экспедиции по рекам памяти, в которой я принимала участие. И сегодня вот этот цикл повторяется в течение дня. А мы сегодня поговорим о том, кто, как и зачем сохраняет память о ГУЛАГе и о том, что произошло в 37-м году, что знают сегодня о политических репрессиях простые люди. Дело в том, что в этом году Роберт и несколько других людей из Германии и из России, можно сказать, провели исследование по этому поводу. Выяснили, а что же сейчас знают самые обычные люди из самых разных слоев населения вот об этих процессах. И об этом расскажет Роберт сегодня в это эфире. Но, прежде, мне бы хотелось его спросить. Вот он только что пришел с митинга, который был посвящен Дню памяти жертв политических репрессий. И до эфира сказал: «Там было много молодых людей». Вот это меня зацепило. То, что там не только были люди уже пожилого возраста, но и молодые, в том числе. Расскажи вот вообще об этом мероприятии, с которого ты пришел только что. Что там происходило? И те молодые люди, которые туда пришли, это что за молодые люди? Они как туда пришли на этот митинг?

Р.Л.: Да, вот интересный вопрос, а что было главным побудительным мотивом людей, чтоб прийти на такой митинг. Вообще, как-то общеизвестно, что молодежь у нас не любит публичные такие мероприятия, типа митинги, марши. Ну, то, что 30 октября у нас традиционный митинг у Мемориала жертв политических репрессий, это, я думаю, знает любой активный пермяк. Другое дело в том, что, кто туда приходит и что движет им, и что они там говорят. То есть, в основном это, конечно, собираются члены общества «Мемориал». Это репрессированные, или пострадавшие…

Ведущий: Дети.

Р.Л.: …от репрессий. Да, то есть, это, в основном, дети уже репрессированных. Хотя есть еще и бывшие узники сталинских лагерей. В основном, они приходят туда для того, чтоб помянуть тех, кто уже ушел. Понятно, что из года в год участие в этих митингах принимает все меньше и меньше пожилых людей, которых напрямую коснулись репрессии. И, как это ни парадоксально, но все-таки это факт, и для меня этот факт приятный. Количество молодых людей из года в год, участвующих в этом митинге, становится все больше.

Ведущий: Что это за молодые люди?

Р.Л.: Вот я тоже задавал вопросы. Там было несколько молодых людей. И поскольку я был не ведущий митинга, у меня была возможность как-то так спросить. Для меня очень важно было узнать пришли ли они туда принудительно, то есть их привели туда учителя, преподаватели, или они пришли сами. Да, пришли сами. И, ну, по крайней мере, тех, кого я спрашивал. Они пришли сами. И для них этот день так, как они сказали, для них этот день значим. А как же, спросил я, занятия? У вас же идут занятии в школе, у вас идут… Нет.

Ведущий: То есть, там были школьники, студенты?

Р.Л.: Там были школьники, там были студенты, и там была работающая молодежь.

Ведущий: Они пришли поддержать родителей или, может быть, бабушек.

Р.Л.: Нет, это были отдельные группы молодых людей, вот, которые кучковались и которые пришли сознательно вместе. Никто из них не рвался к микрофону. Хотя микрофон свободный. И каждый, кто хотел бы высказаться по этой теме, мог это сделать. Но факт того, что они стояли многие из них держали зажженные свечки в руках, говорило том, что для них это не какое-то показушное мероприятие, а для них это что-то важное. Может быть, у кого-то из них были репрессированные родственники. И они только сейчас поняли о том, что, если есть место, куда можно прийти, и можно, так или иначе, отдать им память… некое уважение, дань памяти, это как раз тот самый случай, когда это можно сделать. Ведь, кстати, большая часть людей, которые знают о том, что у них когда-то были репрессированные родственники…кстати, например, и мои. Мои дедушка и бабушка были репрессированы. И вместе с семьей были сосланы из Башкирии в Пермский край. И я не знаю, где они похоронены. Я знаю, что они где-то были под Кизелом. И я не знаю, где, куда я могу вот прийти и даже положить просто цветы. И для меня это место на вот Егошихинском кладбище, вот этот Мемориал, это место, где я, по крайней мере, могу это сделать. Потому что это место, ну, какой-то общей скорби.

Ведущий: Также, насколько я знаю, сегодня открывается выставка в Театре кукол.

Р.Л.: Да, памятная экспозиция.

Ведущий: Это будет открытая экспозиция для других посетителей? Или вот сегодня только участники мероприятий, приуроченных к 30 октября, смогут ее увидеть?

Р.Л.: Нет. Вообще, это, да. Такое интересное событие для жителей города и вообще для…

Ведущий: Ты, во-первых, скажи про Театр кукол. Не многие знают, что это такое.

Р.Л.: Да. Дело в том, что мы вообще «мемориальцы» уже давно выступали с какими-то предложениями о том, чтобы в городе Перми было открыто какое-то такое место, которое посвящено теме истории политических репрессий. И… ведь у нас есть такой бренд - замечательный музей, мемориальный музей «Пермь-36». Но он далеко. До него надо ехать больше 100 километров. И это надо специально ехать туда, и, в общем, это не многим под силу. А в Перми такого нет. Наши попытки сделать, чтобы появилась какая-то постоянная экспозиция в краевом музее, тоже не увенчалась успехом. Там по разным причинам. И то, что переезд, и прочее, и то, что не готовы, или не хотят сотрудники музея этого делать. Там много, наверное, причин. И вот сейчас в Театре кукол в подвальных помещениях открываемся памятная экспозиция. Театр кукол, для тех пермяков, кто не знает, это бывшая тюрьма НКВД № 2. Это здание было построено… был построен большой комплекс, пересыльный замок еще в 1877-м году. То есть, еще до революции. Это был пересыльный замок для людей, которые отправлялись на каторгу в Сибирь. В советское время это был… сначала он назывался, он сохранил свое тюремное, так сказать, предназначение. Был сначала исправтруддом № 2. А затем называлось коротко и ясно – тюрьма НКВД № 2. Первая тюрьма, она до сих пор действует. Это следственный изолятор. А второй тюрьмой НКВД было вот это здание, главное центральное здание Театра кукол это и была центральной тюрьмы. Кстати, многие очертания этой тюрьмы они видны сейчас. В 56-м эту тюрьму закрыли. И вот по иронии такой, да, типично российской, передали и сделали в ней такое культурное заведение. В подвальных помещениях сохранились камеры, до сих пор камеры, в которых держали арестантов.

Ведущий: То есть, это что, что из себя представляет? Это четыре стены или там еще какие-то элементы камерности?

Р.Л.: Нет, элементов там нет. Там понятно, что эти помещения использовались театром под свои складские помещения. Но сами камеры, они сохранились. И сейчас туда есть доступ. И внутри… внутренних помещениях Театра кукол сейчас предполагается создать некую временно действующую экспозицию, которую могут посмотреть жители города Перми. Она представляет собой пока некую такую мультимедийную презентацию, которая позволяет человеку, который туда зашел, во-первых, спуститься в эти подвалы, вот эти пресловутые и известные, но неизвестные ???????? (неразборчиво) это подвалы НКВД. Можно спуститься туда. И презентации эти мультимедийные, они позволят человеку еще и погрузиться в то время. Что оно было, как это было. Сложно сказать, насколько это сейчас будет эффективным. Но мы сделали, как мне кажется, вот «Мемориал» и Театр кукол, сделали, по-моему, один из очень важных шагов для того, чтобы в Перми было какое-то место, помимо памятника, о котором я говорил, было место, куда можно прийти. И где можно, вообще, ну, как-то, осознавать о том, что тема истории политических репрессий неразрывно связано с городом Пермь.

Ведущий: Теперь вернемся к той теме, о которой я говорила с самого начала. Расскажи вот об этом исследовании, которые вы проводили, я так понимаю, летом в рамках международного лагеря «Пласты памяти». Это были участники лагеря из Германии и из России опрашивали разных людей, и насколько я поняла, из разных социальных слоев, в общем-то. Что спрашивали, о чем разговаривали с людьми?

Р.Л.: Да, это, действительно, такой очень интересный проект. Он молодежный. Но мы туда привлекли специально людей, и с немецкой, и с российской стороны, которые не только интересуются историей, но которые по специальности, например, социологи, культурологи. И мы попытались, точнее, я в данном случае выступал как некий технический координатор этого проекта. Я не участвовал непосредственно в исследовании. Я лишь обеспечивал работу для этих молодых людей. Они задавали вопросы самым разным людям на тему - а что такое ГУЛАК? Вот память о ГУЛАГе сегодня для этих людей? Для современных людей.

Ведущий: Что вы знаете об этом?

Р.Л.: Что вы знаете об этом? Какая картинка у вас возникает в глазах, вот когда вы слышите слово ГУЛАГ? Вот что у вас возникает? А самое главное – для вас это что-то значит? Это для вас часть вашей личной памяти? Или это что-то иное? И это было просто замечательно.

Ведущий: Кому задавали эти вопросы?

Р.Л.: А задавали вопросы самым разным… То есть, мы, конечно, ездили. Мы были в Перми, мы были в музее «Пермь-36», мы были в действующей зоне ИТК-35. Там тоже действует музей. А потом еще были на месте бывшего каторжного лагеря «Створ» на реке Чусовой. И мы задавали людям из самых разных слоев. То есть, это были туристы, это были взрослые, дети, молодые люди. Это были сотрудники музеев. Это были бывшие надзиратели этих самых зон. Это были и волонтеры. Это были просто местные жители, вот которые живут рядом даже с этими музеями. То есть, как бы, сказать. Мы хотели бы понять вообще, сегодня вот культура памяти о ГУЛАГе – это что? То есть, это востребовано вообще или нет? Это работает или нет? И вот то, к чему мы пришли, мне кажется, весьма и весьма интересно.

Ведущий: Но все-таки, тебя эти результаты удивили, они шокировали, они огорчили или они порадовали?

Р.Л.: Нет, ты знаешь, меня сейчас очень мало, что может шокировать, удивить. Но я увидел многое того, что, может быть, замечал и раньше. Но это получилась некая структуризация того, как сегодня распространяется или как сегодня живет память о репрессиях.

Ведущий: И как она живет?

Р.Л.: Вот, во-первых, мы увидели то, что такие понятия как ГУЛАГ, тема политические репрессии, оно есть в обиходе у простых граждан. То есть, нам не надо было объяснять людям, что такое ГУЛАГ, о чем мы говорим. Люди знают. У людей в лексиконе есть такие понятия. И это очень большое достижение, кстати. То есть, люди знают о том, что часть их истории, она связана с очень большой трагедией.

Ведущий: Независимо от возраста.

Р.Л.: Независимо от возраста. Независимо от социального… Это, действительно, большой прогресс. Очень важный положительный результат был, для меня положительный. Я уж не знаю, как будут оценивать другие. Важный положительный результат был с тем, что люди позитивно относятся к тому, что об этом говорят не только по телевидению, об этом пишут книги, об этом создаются музеи. Это важно. То есть, они воспринимают это, как само собой разумеющееся. Почему нет?

Ведущий: Но, все-таки само собой разумеющееся «почему нет» - это одна история. Когда люди говорят – это важно «потому что» - это другая история.

Р.Л.: Ну, нет, не говорят, что это важно. Но вот здесь вот начинаются уже некие проблемы. Во-первых, мы увидели, что память о ГУЛАГе, об истории политических репрессий – она очень фрагментарна. То есть, чтобы вам было понятно, это вот у тебя, например, рождается одна картинка, когда ты слышишь слово ГУЛАГ. Ты посмотрел какой-нибудь фильм, например, «Холодное лето 53-го года». Да. И вот у тебя такая вот память. Вот ты вот так вот думаешь, что ГУЛАГ - это вот это вот. А некоторый прочитал книжку, например, «Один день Ивана Денисовича», или Шаламова. И для него это ГУЛАГ вот именно такой. Память очень фрагментарная. Во-вторых, это память, очень важно, это память о жертвах. Не о преступлении государства, а память о жертвах. Вот мы когда рассказывали, говорили об этом, то всегда есть ощущение. Да, у меня, вот, знаете, у меня бабушка была репрессирована, раскулачена и выслана. Да, у меня вот дедушку или прадедушку расстреляли. То есть, это память об индивидуальных жертвах. И, скорее всего, воспринимается это людьми как некая ошибка. Вот по отношению к моему родственнику или по отношению к каким-то людям совершена ошибка. Это не преступление, которое совершило государство фактически для всей страны. И еще одна очень важная вещь.

Ведущий: То есть, это воспринимается, как ошибка в отношении персонально какого-то человека.

Р.Л.: Персонально, совершенно верно, да. Это несчастные люди, которым не повезло. Если говорить утрированно, это люди, которым не повезло. Да, это, конечно, их поражают масштабы, что эти, которым не повезло…

Ведущий: Что-то их много.

Р.Л.: Что-то их много. Что-то как-то миллионы. Они согласны, кстати, с этой цифрой. Но им не повезло. Это память о жертвах, а не о преступлении. И еще один очень важный вывод, который я сделал в ходе этой летней школы. Это память, она не активна, она пассивна. То есть, люди готовы с этим смириться, что когда-то в прошлом их страны была такая трагедия, которая называется ГУЛАГ, которая называется политические репрессии, которая называется расстрелы. Невинных людей. Но они не готовы об этом и не хотят об этом размышлять. Они не хотят задавать неудобных вопросов. Они не хотят действовать. Вот некое какое-то смирение. Это было, это плохо, это несчастье. Но ведь это было давно. Это, если даже опять говорить так утрированно, это же было при «царе Горохе». Меня-то ведь это не коснулось. И не может коснуться.

Ведущий: Ну, а каких ты от них ожидаешь размышлений и действий, уж тем более?

Р.Л.: Конечно. Но дело-то в том, что если люди об этом знают, то я вправе, я надеюсь, что я вправе ожидать от своих сограждан, что они ведь начнут задавать вопросы какого рода.

Ведущий: Кому задавать эти вопросы?

Р.Л.: Может быть, первоначально самим себе. Может быть, окружающим. А, может быть, потом и появятся некие институты, которым тоже можно предъявить эти вопросы. Вопросы о том – а что такое, а почему это произошло? Как вообще такое стало возможным? И вот, ты знаешь, меня все время удивляет вот эта вот риторическая фраза. Я сначала тоже был ее сторонником и тоже даже ее произносил. О том, что… ну, это нельзя, чтобы оно повторилось. Это нельзя, чтоб оно повторилось. То есть, фраза не такая, что мы сделаем все, чтобы этого не повторилось. А чтобы это не повторилось. То есть, это, понимаешь, это такое отторжение этой истории. И понятно, что это должно заниматься этим государство. Это не я должен это делать. Не я должен делать какие-то шаги. Хорошо. Я приведу пример. Вот когда есть активная память. Вот что такое. Вот память о Великой Отечественной войне. О великой победе. Вот когда ты повязываешь георгиевскую ленточку на своей машине, это память активная.

Ведущий: То есть, ты делаешь некое действие.

Р.Л.: То есть, ты делаешь некоторое действие. Ты понимаешь, что эта память – это не просто какая-то отрешенная далекая память. Это твоя память. Это твое прошлое. Оно касается тебя.

Ведущий: Ты его, как бы, персонализируешь.

Р.Л.: Конечно

Ведущий: Делаешь личным.

Р.Л.: Ты хочешь присоединиться к этому.

Ведущий: Ну, хорошо. Но, тем не менее, когда мы говорим, в частности, об этом дне, о 30 октября, и в целом о процессе памяти и воспоминания, какие здесь могут быть действия? Вот с днем великой победы ты привел пример. Да, есть праздник. Есть праздник 9 мая. Есть процесс, кто-то инициировал. Ведь кто-то предложил. Я уже не помню, кто. Но кто-то предложил, с кого-то началось это повязывание ленточек.

Р.Л.: Да.

Ведущий: А здесь-то что? Вот тоже. Вот есть праздник. Ты хочешь, чтобы люди совершали некие действия в праздник исключительно? Или не только? Опять же, если ты хочешь, чтобы это совершалось только в праздник, то должен кто-то инициировать. Ты ждешь, что люди сами что-то начнут делать?

Р.Л.: Ну, я верю в своих сограждан. Я верю в то, что в людях есть здравый…

Ведущий: Чего ты от них ждешь?

Р.Л.: Чего я от них жду?

Ведущий: Да.

Р.Л.: Вот, если люди понимают, что ГУЛАГ был, если они понимают, что эта история не так давно была, если люди понимают, что эта история, скорее всего, скорее всего. Они, наверняка, даже не знают. Я вот говорю даже о своем поколении. Или о поколении, которое после меня появилось. Они понимают, что, скорее всего, их родственники пострадали. Действий активных может быть много. Во-первых, мы можем обратиться, даже по Интернету мы можем попробовать поискать, а откуда мы вообще здесь появились, например, в городе Перми и в Пермском крае. Вообще, мы как здесь появились? Это вот история, которая произошла со мной в школе, когда учитель истории на мой вопрос о том – скажите, Валентин Павлович… (я до сих пор помню этого учителя), скажите, Валентин Павлович, а почему в моем родном городе Березники так много представителей разных национальностей? То есть, не только русские, а есть татары, башкиры, есть немцы, есть литовцы. У нас в моем классе училась литовская девушка. Откуда они появились? И когда он мне сказал о том, что все это, потому что люди приехали… это потомки тех, кто приехал на ударную комсомольскую стройку в город Березники, я сейчас понимаю, что это была ложь.



Ведущий: Но тогда ты поверил.

Р.Л.: Тогда я поверил, конечно. Потому что это был учитель. И тогда у меня была вера в то, что я живу в справедливом государстве, где, наверняка, взрослые врать не должны, не умеют, особенно такие, как учителя. И вот я понимаю, что для преодоления вот этих штампов идеологизированных, которые есть и сейчас, мы можем сделать какие-то активные шаги. Очень простые. Ведь не надо обязательно ходить на митинги. Можно узнать о том, какие родственники у меня были, и что у них была за история. Можно опросить даже тех же стариков, которые рядом с тобой. Самые разные можно сделать действия, которые могли бы эту историю и персонифицировать, и понять ее масштабы, ну, вот даже в рамках своего родного города. Ощущение того, что эта история тебя напрямую, касается, мне кажется… ну, это достижимо вполне. Вполне достижимо и сейчас.

Ведущий: Вот, кстати, если говорить об учителях. Понятно, что сейчас, ты вспомнил историю со своим учителем, понятно, что сейчас таким образом на вопросы, если они возникают, учителя не отвечают. И если даже посмотреть, ты говоришь, на митинге сегодня много было молодых людей, то, что в ходе опросов, когда вы спрашивали, в том числе, школьников, они отвечали, и они рассказывали, что такое ГУЛАГ, можно ли сказать, что сегодня учителя преподают вот этот процесс именно так, как он есть на самом деле? Вот есть ли у тебя знания об этом? Насколько преподавание истории вот именно в этой части, оно соответствует более менее объективной реальности?



Р.Л.: Сложный вопрос. Потому что… тут можно говорить о некоторых успехах, к которым, ну, мы, наверное, пришли. Это к тому, что об этой теме можно говорить вслух, то, что эту тему преподают. Это правда. Но… Говорить о том, что об этой истории в школах наши говорят о… и приводят какие-то примеры, и уделяют этому большое внимание, наверное, пока сложно.

Ведущий: На сайте еще до эфира Роман задал Роберту следующий вопрос: «Как вы оцениваете перспективы дела о разглашении персональных данных, которое сейчас разворачивается над одним из ученых историков, который работал над восстановлением списка репрессированных немцев? Как этот процесс может сказаться на вашей работе?» Ну, наверно, для тех, кто просто не в курсе этой истории, можешь вкратце напомнить ее.

Р.Л.: Да, дело идет об архангельских ученых, которые собирают сведения для «Книги памяти» всех немцев, которые, я имею в виду российских немцев, которые пострадали, которые были депортированы и которые проходили, отбывали свои сроки в Архангельской области. И местное ФСБ возбудило уголовное дело по факту того, что разглашаются тем самым персональные данные на этих людей. Но это вообще просто какое-то безумие. Потому что, если посмотреть, например, «Книги памяти» ветеранов Великой Отечественной войны, то там даже приводятся данные гораздо больше персональных данных. То есть, по суди-то дела, сейчас если этому делу будет дан ход, и это будет какой-то судебный прецедент, то получается все «Книги памяти» (и это не только касается репрессированных, которые издавались и издаются во многих регионах России), но и «Книги памяти», которые касаются и Великой Отечественной войны, и тому подобные издания надо будет просто запретить. Надо будет просто изъять.

Ведущий: То есть, там основание-то для…

Р.Л.: Основание того, что люди работают в архивах. Они выписывают определенные биографические данные. Ну, когда он родился, откуда…

Ведущий: И это тайна?

Р.Л.: И это тайна.

Ведущий: А эта тайна какого характера?

Р.Л.: Это персональные данные на каждого человека. Да, человека давно уже нет. То есть, это люди, которые, чаще всего, уже погибли. То есть, историки делают эту работу для того, чтобы, собственно говоря, возвратить честное имя людям. Так вот, эта работа сейчас заморожена. И сейчас, ну, идет просто скандал.

Ведущий: Но ты допускаешь, что это может закончиться вот именно тем, что ты сказал?

Р.Л.: Да. Но я очень надеюсь, что возобладает…

Ведущий: Здравый смысл.

Р.Л.: …элементарный здравый смысл. Потому что, ну, еще раз говорю, будет похоронена работа даже не только «Мемориала». И, кстати, люди, которые в Архангельске работают, они прямого отношения к «Мемориалу»-то ни имеют. То есть, это обычные историки. Работали вместе с заместителем местного МВД, информационного центра МВД. Кстати, и на главного историка, руководителя исследовательской группы и на заместителя информационного, да, который с ними работал, вот и заведены как раз уголовные дела.

Ведущий: Примем телефонный звонок. Добрый день.

Слушатель: Добрый день. Меня зовут Игорь. Я хотел бы, прежде, чем задать вопрос вашему гостю, оговориться, чтобы меня правильно поняли. Я не сталинист, и, тем более, не коммунист. Я просто за объективность истории. Вы очень много говорите – сталинские репрессии, ГУЛАГ, архипелаг. Почему вы не отмечаете репрессированных при царе, которые были расстреляны, женщины и дети 9 января? Почему вы не отмечаете их? Было очень много в истории примеров. Но, однако из одного делают святого, а другого очень поносят. Простите за бедность речи. Но, мне кажется, к вам относится очень хорошая поговорка - каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны. И если бы было сейчас тоже тридцатые года, мне почему-то кажется, что вы бы точно также молчали. Спасибо.

Ведущий: Спасибо, Игорь.

Р.Л.: Хороший вопрос. Почему нет? На самом деле все ведь зависит от того, да, действительно, кто какой исторический период выбирает. Вот те люди, которые выбрали изучение советского периода, я не думаю, что это люди, которые выбрали очень, как бы это сказать, период, с которым все ясно. Это как раз период, когда очень многое неясно. Что касается, вы привели пример 9 января, и то, что делалось в царское время. Вы знаете, об этом какую-то оценку историческую и общественную, да, собственно говоря, она ведь уже была сказана. Кто говорит о том, что 9 января были совершены… государство не совершило преступление по отношению к гражданам. Понятно, что тоже было совершено преступление.

Ведущий: То есть, ты хочешь сказать, что здесь это признано, именно признано как государственное преступление?

Р.Л.: Я даже не слышал, чтобы кто-то вообще на государственном уровне, на общественном уровне и просто даже вот на таком даже в личных контактах говорил бы о том, что в царское время вот подобные вещи можно оправдать, а можно называть их абсолютно правильными, честными, справедливыми со стороны государства.

Ведущий: Ну, а что касается советского периода, то здесь воззрения людей до сих пор…

Р.Л.: Что касается советского периода, здесь как раз и существует очень много противоречивых оценок. Это как раз место, где очень много даже еще не сказано. Где, на самом-то деле, еще не названы еще и даже все цифры. То есть, для того, чтобы, может быть, какие-то выводы окончательные вообще сделать, люди, конечно, должны об этом гораздо больше знать.

Ведущий: Мы уже этот эфир заканчиваем, не смотря на то, что у нас есть еще один звонок. У нас в гостях был Роберт Латыпов, сопредседатель пермской общественной организации Молодежный «Мемориал». Роберт, спасибо.

Р.Л.: Пожалуйста.

Ведущий: и напомню, что в Театре кукол открылась экспозиция… еще раз напомни своими словами, экспозиция эта чему посвящена.

Р.Л.: Памятная экспозиция, которая посвящена теме политических репрессий в Перми и в Пермском крае в сталинский период. Она открылась сегодня. И сейчас пока очень рано говорить, как она будет работать. Но, надеюсь, что после знакомства с этой экспозицией, ну, наших городских и краевых властей, которые помогут помочь в том, чтобы она функционировала, я думаю, что она будет функционировать в каком-то более постоянном режиме. И будет доступна для всех горожан.

Ведущий: Меня зовут Анастасия Сечина. И на этом я с вами в прямом эфире прощаюсь. До свидания.

 

Источник

 

Смотри раздел «История сталинской эпохи»

Имя





mySxnOZTDTs С ноября мы начинаем проводить личные консультации для тех, кто интересуется международными волонтёрскими проектами. Консультации бесплатны и будут проходить два раза в неделю, по предварительной договоренности.

Все статьи