Валерия Яковлева "День сурка. Сплав по реке Вильва". 4-11 июля 2003 г.
Место действия: Город Гремячинск, широкая и полноводная, а главное быстротечная Великая Русская река Вильва
Время действия: 4-11 июля 2003 года
В главных ролях:
руководитель экспедиции - Роберт Латыпов;
его главный зам. по вопросам технического обеспечения и принятия стратегических решений – Саша Захаров (Захар);
мама всех участников экспедиции – Татьяна Муруева (Люся);
зампотыл и автор этого повествования - Лера Яковлева;
гость из Томска – Владимир Миркин;
гость из Самары – Николай;
гости из дружественной Германии – Катя и Дёте;
представитель пермского студенчества – Виктор Павлов;
пермские школьники – Таисия (Стася), Михаил, Саша Калих;
березниковские школьники – Анна, Ольга, Иван, Константин;
присоединившиеся позже участники экспедиции – Татьяна и Татьяна (появляются в конце 1 части).
Часть 1. В которой все и начинается.
Вокзал Пермь ??. 14.00. Дождь. Простой обыватель наблюдает происходящее на перроне. По перрону носятся люди с рюкзаками, непонятными огромными сумками, люди радостно взволнованы.
- Туристы – подумал обыватель.
А это были мы. И нам было хорошо.
Действие происходит в вагоне электрички. Вещи уже погружены.
- Девочки, можно я вам поручу. В этом пакете майки и кепки Пермских новостей. Они наш информационный спонсор, поэтому нужно распространить газеты - они у Саши - и сфотографироваться в этих майках.
- Хорошо
- Только, они очень просили не носить эти майки и кепки.
- ???
- Вы должны сфотографироваться, и все снять, что бы они остались чистыми.
- Хорошо, мы очень постараемся. Я буду держать этот пакет рядом с сердцем.
Спустя несколько минут.
- Витенька, нельзя это трогать. Этот кулек священен.
- Я очень люблю вещи с корпоративной символикой, я буду носить эту кепку.
- Витенька, но эти вещи бесценны, как ты можешь посягать на святое, ты должен падать ниц при виде их.
- Нет, Лер, надо веселиться, вернуть им все чистым и нетронутым, а одну кепку грязной, засаленной и пропахшей костром.
- Ага, а потом поместить ее в музей.
В паровозе, поглощая съестные запасы мы активно веселились, знакомились. Саша Захаров, болеющий головой, пытался спать.
Когда в районе станции Балмошная появился традиционный для электричек самодеятельный певец, у наших ребят появилось предложение: заплатить ему и взять с собой. Что бы песни пел.
По прибытии в Чусовой наша прибавка в оптимизме была прямо пропорциональна съеденной нами еде. А съели мы ее пол ведра. Еще в электричке обозрев окрестности Чусового, составив себе визуальное представление о месте окончания нашего сплава, объяснив Кате и Дете, что Чусовой - это вам не лаптем щи хлебать, а буквально металлургическая опора нашего края и всей державы, мы выгрузились на вокзале этого, наверное, во всех отношениях славного города. Не смотря на столь положительный РR , Катю и Дете Чусовой впечатлил мало (во всяком случае, район вокзала). И виноват во всем был банальный русско-советский привокзальный клозет. Хотя, эмпирическим путем выяснено, что в Чусовом представлен не самый худший вариант. Просто они не бывали в Кунгуре. Забегая вперед, но, продолжая клозетную тему, скажу, что на Баской наши немецкие девочки вообще старались сильно подальше обходить тот участок земли, на котором Оно располагалось.
Удовлетворив свои первичные, вторичные и прочие потребности мы услышали голос свыше, объявивший прибытие поезда Чусовой – Соликамск. Проявив чудеса вежливости в обращении с другими пассажирами, а также гибкости и виртуозности в обращении с тяжелыми рюкзаками, изрядно потолкавшись на узеньком перроне меж двух составов, мы загрузили наши вещи в следующее транспортное средство. Это средство под название поезд (не электричка) на сей раз доставило нас в город Гремячинск, а точнее на станцию Баская, в 8 км от которой этот самый Гремячинск и располагается.
Здесь то и начался наш День сурка, только мы об этом еще не подозревали.
До Баской мы назло жаре и прочим неприятностям в виде неоткрывающегося окна купе, продолжали веселиться. Причем основным поводом для веселья было это самое заклинившее окно. Мы ведь собрались все вместе уже где-то на второй или третьей станции. Во первых строках каждый должен был уместить находящиеся под его личной ответственностью вещи, а потом только присоединялся к остальным. И каждый из вновь прибывших считал своим личным гражданским долгом облегченно фыркнуть, утереть потный лоб тыльной стороной ладони и произнести: душно, давайте окно откроем. После чего следовала попытка окно открыть. На истошные вопли аборигенов этого купе внимание никто не обращал. Попытки прекратились только после того, как Захар попробовал ножиком испортить гос. имущество. А лично мне было очень хорошо на второй полке. В малюсенькую щелку мне обдувало ноги, и было совсем не жарко. Я даже делала вид, что сплю. Главный упрек Захара в связи с этим в мой адрес: Видели наглость, мы тут потеем, а она там спит. Жаль, что он этого не помнит.
Станция Баская.
В очередной раз (вот он день сурка) перетащив свои вещи и снарягу с места на место, стали ждать прибытия местного буса, как говорили наши немки. Бус пришел. Те навыки, которые были приобретены в ходе бесконечных манипуляций с нашим добром весьма и весьма пригодились при погружении в автобус. После того как в его вошли все желающие, настал черед для наших священнодействий. Роберт с мальчиками проявили настоящие чудеса умения играть в тетрис, размещая рюкзаки, сумки с катамаранами, кости катамаранов по небольшому салону старенького ЛАЗа. Большое количество снаряги и небольшое количество людей отбыло в город Гремячинск.
Оставшиеся стали ждать возвращения автобуса. Мы знали, что ехать нам предстоит до кафе Снежинка, неподалеку от которого и располагалась школа, определенная нам под жилье. И этот факт грел душу Захара гораздо сильнее чем, то обстоятельство, что жить мы будем все-таки в школе.
Они уехали, а мы прямо на асфальте ели сало с огурцами. Потом у Захара кончилось пиво, нам надоело есть, а абсолютное отсутствие не только транспорта, но и народа наводило на грустные мысли. Из передвигавшихся транспортных средств нами была замечена только много повидавшая буханка. Но зато она проезжала мимо нас раза три туда обратно. И мы решили отправиться на покорение расстояния до кафе Снежинка пешком, ну, или как повезет. Надежда ведь, как известно…
Расстояние мы не покорили. Оно оказалось равным тем самым 8 км, а с нами все-таки оставалась часть рюкзаков.
Лысый Захар со страждущим взглядом может внушить жалость даже Медузе Горгоне, не говоря уже о простой русской женщине, поливающей свои грядки. Женщина дала нам воды напиться, Захару сигарет заняла у своего мужа, и объяснила нам, что автобус будет примерно через полчаса. Пройдя еще метров 20, мы плюхнулись кто на лавочку, кто в придорожную пыль.
В следующий факт мало кто сможет поверить, но сие есть чистая правда и ничего кроме правды. Эту самую половину часа ожидания мы заняли игрой в города. Да, да… в ту самую банальную детскую игру в города, причем, самое активное участие в ней принимал Захар.
Гремячинск
Наши ожидания относительно места нашего расположения в Гремяченске не оправдались. Они превзошли всякие ожидания. Нас поселили в школе № 3 – самой лучшей школе Гремячинска, ее 10 лет назад построили немцы, в обмен на газ. Они так же построили целый микрорайон, который сейчас называется районом газовиков или немецким районом. В школе все, начиная от несущих стен и прочих строительных причиндалов, до дверных ручек и сантехники - немецкое. Мы жили в трехкомнатных апартаментах с ванной, кухней и горячей водой. Они по предположению архитектора предназначались для директора школы, но она отказалась, предпочтя свой собственный дом и хозяйство. И теперь в этой квартире селят всяких заезжих граждан.
Обжились мы быстро, разделившись на компании в соответствии с комнатой жительства. Мы с Люсей оказались в гостиной вместе со Стасей, Дёте и Катей. На следующий день Стася переселилась в комнату к березниковским ровесникам. Они уже ждали нас в Гремячинске.
Быстро приготовив еду, еще быстрей ее съев, определив правила и распорядок нашей жизни, мы разбрелись спать. Только не все. Кое кто в ту ночь верещал очень сильно. А с утра потом едва встал.
И начались наши будни трудовые. Кто ушел с людьми общаться, а мы на кухне. Мы и город обозрели, когда за продуктами ходили.
Лирическое отступление № 1
Город Гремячинск представляет собой кишку длинною в 10 км. В нем одна самая главная улица, как всегда имени Ленина. Вправо от нее 1,5 улицы, и влево – 1,5. Вот и весь город. Шахты в городе все уже давно закрыты. Бывшие шахтеры работают на каком-то там заводе, который находится за городом.
Гремячинск – город контрастов. Истинное пролетарское лицо города выражено в разрушенном здании Дома культуры, с ботинком Владимира Ильича на постаменте. А немецкий микрорайон – нелепый буржуазный нарост на пролетарском теле города. Но с этим можно смириться, когда взгляду открывается вид на вход в Парк культуры. Горожане, пришедшие в воскресный ли, праздничный ли день сюда с семьями, могут любоваться прекрасной колоннадой, выполненной в соответствии с истинным советским каноном. На самом почетном месте, непосредственно за памятником вождю мирового пролетариата, на доске почета выбиты имена лучших работников города.
А если серьезно, то Гремячинск, действительно производит гнетущее впечатление. Когда идешь по городу, периодически натыкаешься на разрушенные, полуразрушенные, просто заброшенные здания. Помпезная же советская символика очень хорошо подошла бы для съемок фильма Кубанские казаки – 50 лет спустя.
Помимо памятника Ботинку Владимира Ильича в Гремячинске есть еще два памятника самому Ленину (один из них покрыт слоем плесени), памятник Первостроителям города и небольшой памятник Шахтеру с отбойным молотком.
Описать памятник Первостроителям не представляется никакой возможности. Если бы его увидел Зураб Церетели - умер бы от зависти.
А напротив этого писка соцреализма в придорожной канаве живет вполне разумный Шахтер с отбойным молотком.
Зарисовки на тему быт и нравы
Итак, все ушли работать. А мы значит на кухне. На обед – борщ. Задача с двумя неизвестными. Борщ без моркови не борщ. Пошли искать мы морковь. Нашли на другом конце города, а город – кишка. Морковь должна быть тертая. Купили терку, за свои личные, кровные деньги. А теперь о сути.
Морковь тереть на терке я люблю. Но тут я слегка переусердствовала и вместе с овощем потерла в суп свой собственный палец. Хорошая терка оказалась, новая. Палец заклеили пластырем.
Спустя какое-то время я мирно мою посуду. Люся спрашивает искренним, выражающим неподдельный интерес голосом: Хорошая терка? Я, ничего не подозревая, отвечаю: Да, хорошая. И тут мой взгляд падает на слегка уменьшившийся палец. Хорошая терка оказалась, новая.
Кстати, о том самом священном пакете. Газетки нам очень сильно пригодились. В качестве скатерти. Особенно хорош, в этом отношении, оказался Луч. Скатерть из него получилась замечательная. Цветная, прочная и потому многоразового использования. Спасибо Пермским новостям.
А в последний день дежурить по кухне вызвались Катя и Дёте. Кормили они нас национальными блюдами. Нам понравилось. Только предварительно пришлось отговорить их от приготовления блюда из 30 штук яиц и такого же количества сосисок. Сошлись на более скромном меню.
История про Ваньку Жукова
Все было замечательно в квартире нашего проживания. Но на кухне и в гостиной не было света. Его не было в принципе. Что-то там случилось с проводами. Поэтому в случае необходимости пользовались веками проверенным источником света – свечками.
Пришла ночь очередного дня. Дёте, журналист из Берлина, приехавшая неделю тому назад в Пермь для участия в гремяченской экспедиции По рекам памяти в ту ночь не спешила лечь спать. Дождавшись, когда народонаселение угомонится и разбредется по своим углам, она достала свою тетрадь – дневник, вооружилась свечой и стала писать. Прежде чем приступить к своим записям, она улыбнулась присутствующим, которые расположились на диване. Тетрадь лежала на стуле, а сама она сидела перед ним на матрасе, под открытым окном.
О том, как начала свое повествование Дёте нам осталось неизвестным. Да, и не успела она, и начать что-то писать, как мы дружно засмеялись и закричали на разные голоса: Ванька Жуков, Ванька Жуков. Дёте и Катя смотрели на нас вопросительно.
А читать с собой я взяла как раз сборник рассказов Антона Павловича. И у нас получился настоящий вечер семейного чтения вслух. Рассказ был прочитан два раза, откоментированны все непонятные слова и выражения, а мы чувствовали себя весьма положительно.
Конечно, проходившие мимо мальчики мысленно (и не только мысленно) крутили пальцем у виска. Но Николенька и маленький Саша Калих присоединились к нам.
Видимо, в отместку, а может просто так, спустя час мужская часть нашего коллектива устроила семейный просмотр бокса по телевизору. Им, наверно, тоже было хорошо.
Лирическое отступление № 2
Речь должна была идти о кладбище. Но это лирическое отступление должно принадлежать перу, или не перу (чему там принадлежит визуальный ряд, взгляду, наверное) Захара. Они с Вовой ходили туда почти как на работу, и даже успели приручить кладбищенскую кошку. Эх, не было с нами Ливии.
К вопросу о мышах в кукурузе
Вечером третьего, и слава всем богам на свете, последнего дня нашего пребывания в Гремячинске мы непредполагаемо поставили крест на предполагаемом месте немецкого кладбища. Сейчас там развалины прежнего здания той самой школы № 3. Кресты ставить мы уже наловчились, и с каждым разом делаем это все быстрее и качественнее. Кстати, установка креста, как это ни странно, стала одним из самых приятных впечатлений за прожитые в Гремячинске дни. Только мы не сделали надпись, хотя ее даже придумали. Но рассказ то не об этом. А о том, что на следующее утро об установленном кресте знала уже добрая часть города. Причем, знали не только, что стоит там какой-то крест. А знали, кто и по какому поводу это сделал. И для местной газеты Шахтер, куда Роберт позвонил утром, это новостью уже давно не было.
Вы спросите, а причем тут мыши и кукуруза. Так, новости в подобных населенных пунктах распространяются так же быстро, как плодятся мыши в кукурузе.
Лирическое отступление № 3
При всем моем уважении к энтузиастам в любом деле, не написать следующего не могу.
Цитирую: «Как краеведы ни стараются они никак не могут разуверить многих горожан в том, что город Гремячинск основан в 1942 году. Правильно, в этом году был подписан соответствующий указ, но мы располагаем фактами, доказывающими более раннее происхождение города. В окрестностях города не раз находили останки древнего человека. А в нескольких десятков километров в пещере Геологов 6 найдены элементы наскальной живописи и следы присутствия человека. Все это и говорит о том, что город имеет гораздо более раннее происхождение. Надеюсь, я смог вам доказать свою мысль?» Вот так Гремячинск стал колыбелью мировой цивилизации, самым древним городом на земле.
P. S.
Захар стирает одежду.
Если бы мы снимали фильм о нашей экспедиции, то последняя сцена первой серии должна была бы быть следующей.
Желательна стилизация под немые фильмы 20-х годов.
На среднем плане. Все занимаются своими делами, среди прочих Захар спокойно собирает футболку и штаны, требующие стирки, проверяет, свободна ли ванна, стирает одежду.
Средний план. Мимо ванны идет Люся, обращает внимание на то, что в ванной Захар стирает одежду.
Крупный план. Спокойное выражение лица сменяется изумлением, затем восторгом.
Средний план. Люся зовет окружающих. Постепенно собирается толпа, которая восторженными возгласами, поддерживает своего боевого товарища в его нелегком деле. Кто-то начинает кричать: фотоаппарат, фотоаппарат. Фотоаппарат появляется.
Средний план. Не взирая на крики публики, Захар сосредоточено полощет свою футболку.
Наезд камеры, щелчок фотоаппарата. Стоп кадр. Титры.
Конец первой серии.
Часть 2. В которой сурок наконец-то и появляется
Экипаж Бедного Йорика: капитан - Роберт Латыпов; Николенька Саратовский, Оля, Аня, Таня Гуляева, Ваня;
Экипаж Фрекен Бок: капитан - Саша Захаров; Катя, Дёте, Таня Горбушина, Вова Миркин, Саша Калих;
Экипаж Хрени Господней: капитан - Витя Павлов; Стася, Миша, Костя, Лера, Люся.
Ура!!! Мы встали на воду! Это столь долгожданное событие все-таки произошло.
Гостеприимный Гремячинск мы покидали пешком. По уже не один и не два, и даже не три раза пройденному маршруту: все вперед и вперед по улице Ленина. Часа через полтора пешей прогулки мы добрались до окраины города. Оставалось пройти совсем немного и спуститься к реке. В ожидании Роберта, Захара и наших вещей мы укрылись в тени не то гаража, не то сарая.
В этот момент ничего не подозревающий студент Электротехнического факультета ПГТУ, группы КТЭИ-02-1 Андрей Симаков на 412 Москвиче изумрудного цвета вместе со своими друзьями отправился на пляж. По дороге у них что-то случилось с машиной, и они решили заехать в гараж. Гараж находился на самой окраине города. Это им было очень удобно, потому что до пляжа оставались считанные минуты езды. И меньше всего на свете в этот солнечный июльский день студент рассчитывал увидеть своего преподавателя по культурологии. К сожалению, этим самым преподом была я.
И я тоже меньше всего собиралась исполнять свои иные социальные роли. Прикинувшись страусом и спрятав голову в коленки, я пыталась остаться неузнанной. С этой целью я даже выпросила у Тани Горбушиной панамку с широкими полями. Для полного соответствия образу не хватала только Захаровых солнечных очков. Правда, игра в конспирацию все равно окончилась неудачно. Меня признали. Плохо быть преподавателем в майке и шортах. Приходится от собственных студентов прятаться. Зато окружающим было очень весело.
Но мы же встали на воду! Стоило ли расстраиваться из-за каких-то там глупых студентов.
Еще раз и все о том же
Был жаркий июльский день. Светило солнце и пели птицы. На городском пляже города Гремячинска народ загорал и купался. По случаю буднего дня этого народа было немного. За что спасибо ему. А в кустах мы вязали каты.
- Роберт, где еще веревки?
- Там веревки.
- Где там?
- Ну, там у Захара.
- Захар, где еще веревки?
- ???
Еще в Перми Мы с Люсей в два голоса напомнили Роберту о веревках. Роберт сказал: все хорошо. Веревок хватит.
Люся помнила Вишерскую экспедицию. Я помнила Широковский. У Люськи было пол сотни метров репшнура, у меня чуть меньше. На Йорика и Фрекен Бок веревки действительно хватило. На третий катамаран еще уже не было. Совсем.
Нет веревок. Два ката связаны, стоят красивые, готовы плыть хоть в открытое море. И надутые гондолы третьего. И ребра его. Валяются сирые и убогие. С грехом пополам гондолы к продольным ребрам мы привязали. На веревки с палец толщиной. Поперечины привязывали, пустив в ход всю свою смекалку и шнурки из кедов.
Кое-что в этой жизни не меняется. Никогда. Каты все-таки связали, шоколадную пасту (хвала Николеньке) съели, инструктаж провели. Поплыли. А крики: На воде!!! еще долго оглашали прибрежные воды Гремячинска.
Наречение
Старая истина философии Врунгеля гласит: как Вы судно… так оно и …
Катамаран Роберта, цветов флага Нэньки Укра i ни называется Бедный Йорик. Катамаран Захара не менее веселеньких красно-желтых тонов – Фрекен Бок. Третий кат имени не имеет, т.к. никогда не имел постоянного капитана. Мы как команда этого безыменного катамарана должны были присвоить ему имя, дабы оно прочно вошло в историю. И оно вошло.
Нет, сначала, конечно, мы придумывали героические имена. Мы ведь помнили Врунгеля. Остановились на Адмирале Иване Федоровиче Крузенштерне. Но не успели мы придти к консенсусу, как Саша Захаров, дыша нам в спину, крикнул: Эй, вы, плывете как срань господня, так и называться теперь будете. С его легкой руки, так мы и назывались. Только смягчили имя до Хрени господней. Плыли, как назывались, или назывались, как плыли.
Моя семья и другие …сурки, или, наконец, о главном
Во главе нашей небольшой флотилии шел катамаран Роберта. Потом шли мы, замыкающим был Захар.
Второй час плаванья. Солнечные блики выстроились в ровную дорожку. Они ждут. Ждут когда весло опуститься в воду. И только весло врезается в воду, как эта ровная дорожка радостно всплескивается. А когда весло поднимается, солнечные зайчики, смеясь и толкаясь, скатываются с него, как с горки. Потом снова принимают серьезный вид, выстраиваются в очередь, и все с начала.
Мы тоже веселились, периодически призывали нашего кэпа к ответственности. Всякий раз Витенька вставал, театрально прикладывал ладонь ко лбу, всматривался в даль, а потом глубокомысленно изрекал: идем за Робертом.
И тут наша связанная на шнурки от кедов Хрень господня начинает разъезжаться. Мы оптимистично заявляем: не беда, доплывем, а на стоянке перевяжемся. Правда, при взгляде на свои руки, в Люськиных глазах мелькнула тоска. Но мы же оптимисты, и тоска быстро прошла.
Встали мы на болоте. И к нам пожаловали местные жители. По воде. Нет, нет, они не гуляли по воде, они приехали на ЗИЛе. Ситуация угрожала маленькой войной. Спасибо медицинскому дискурсу, что сохранил ставшее сегодня столь модным слово толерантность - инцидент разрешился мирным путем.
А на следующее утро…
А на следующее утро едва забрезжил рассвет и солнце позолотило макушки деревьев, команда Хрени господней во главе с зам кэпа по всем вопросам - Люсей, и исключая меня, перевязывала кат. На те же шнурки от кедов. А больше не на что было. Вернее Люська кат перевязывала, а остальные при этом присутствовали, и помогали держать ребра, когда это необходимо было.
Многотрудный и многосложный – в 2 в 1 – переход следующего дня закончился в 5 км от города Чусового. На этот раз мы стояли под электричками. Итог дня оказался следующим: две поперечины развязались полностью, продольные надо подтягивать.
Выйдя утром из палатки и сладко потянувшись, я застаю…
Из густой травы виднеется кусок зеленых Люсиных штанов. Сама она где-то там же, в три слоя, перебинтовав свои пальцы, кат перевязывает. Мой дикий вопль: Витя – капитан! разбудил спящий свет очей и радость всей Люсиной жизни. Витенька мрачно глянул в сторону невидимого в траве катамарана, сказал: да, конечно. И ушел завтракать.
До Чусы дошли без потерь. А Люськины руки? Они зажили. Через две недели. Следующее плаванье Хрень провела пассажиром. А 16 человек Роберт распределил по двум катамаранам.
Фотоэтюды
Стоим мы, значит, недалеко от Чусового. В детской палатке относительная тишина. Мы у костра сидим, разговариваем. Луна светит. Большая, яркая. Настроение романтическое.
Я стою, чай пью. В платочке, Фёкла такая. За спиной луна светит. Тут Саше в руки попался фотоаппарат.
- Продолжай пить чай, и главное, не смотри в объектив. Я тебя сейчас буду фотографировать.
Я честно томно закатываю глаза к небу, делаю жутко вдохновенное лицо этакой тургеневской девушки. Пытаюсь сохранить настроение момента. Ночь, луна, костер.
И что мы имеем в итоге. Лучше всего на фотографии видно, что дело происходит ночью. Луна тоже имеется, об этом я с пятого раза догадалась. Моя персона как то неестественно перекошена. На месте глаз только белки. А морда моего лица, прости Господи, как у алкоголички с 15 летним стажем. Дополняет этот распрекрасный портрет то, что я мешаю что-то в кружке столовой ложкой. Вот такой вот романтизьм.
Плачь по оставшимся в городе друзьям
Где вы, Киндер и Макс Акмалов? Где вы, джентльмены экспедиций? Верные помощники. Никогда не нужно просить вас открыть банку тушенки, вы сами знаете, когда это нужно сделать. Вы всегда знаете, когда надо принести воду, нарубить дрова. Вы всегда подадите руку помощи, вынесете на руках с катамарана, всегда готовы идти куда угодно, даже прямиком в болото.
Нет, здесь тоже были свои рыцари. И Николенька пытался открывать тушенку, только получалось у него с третьего раза (здесь справедливости ради стоит сказать, что нож, которым он это делал, был туп как сибирский валенок), и Витенька один раз мыл общественную посуду.
Но вы… Вы незаменимы. Правда,…
У вас растет достойная смена, или справедливости ради – 2
Милый, маленький Санечка Калих. Конечно, и за тобой грехи водились, но твой подвиг перед самым нашим отъездом растрогал все женские сердца. Мемориальное экспедиционное ведро, прошедшее через многое, редко осознавало самое себя столь чистым. А Люськино лично-собственное почти приобрело свое изначальное солнечно-желтое лицо. И все это благодаря тебе.
P. S.
По возвращению в город, начинаешь ловить себя на мысли, что не можешь обругать что-либо хренью господней. Хрень господня – имя собственное.
P. P. S.
Слабонервных и Люсю, прошу не читать.
А пакет с превосходным репшнуром, нарезанный на отлично подогнанные вязки, лежал себе спокойно в библиотеке Мемориала.