Андрей Калих. СПЛАВ, или письмо из Германии моим друзьям. Июнь 2002 года.
А я вот долго пытался найти в немецком достойный перевод слова «сплав». Нет такого! Много, чего есть похожего, но такого слова нет. Да и чего-то похожего на уральский сплав вообще в Германии нет. Сомневаюсь, что вообще где-то, кроме Урала, есть. Даже в России. Потому что сплав – это не только быстрая река, горы, леса, тайга. То есть, не только природа. Это еще и люди. Еще и отношения между ними. И река дает раскрыть себя только тогда, когда она людям, которые плывут по ней, доверяет.
Я приехал только что со сплава, где пробыл 6 дней. Очень много впечатлений. Первое: я почувствовал, что снова в России. В глубокой настоящей России, от которой до границ, разве что до казахской меньше тысячи километров.
И вот как я заметил, что я в России. На электричке поздно ночью 30 апреля мы прибыли в поселок Усьва на севере Пермской области в Гремячинском районе. Разместились на ночлег в местной школе в «физзале». Сверху, с потолка, капает вода. На завтра – яркий солнечный день. Мы идем по улице – Захаров, режиссер фильма, который мы снимаем по гранту Форда, телеоператор Саша Романов и я. Мы ищем натуру. Телевизионщики свою, я – свою. Я снимаю слайды. На солнечной улице к нам идет старик колоритной наружности, мы останавливаем его и просим разрешить сфотографировать и сделать несколько видеокадров. Старик с удовольствием позирует. Потом разговариваем: «А вы не знаете, есть ли здесь репрессированные?», «Да я сам репрессированный», «Да, а откуда вы?», «С Поволжья, всей семьей с другими сотнями переслали нас на Дальний Восток, потом сюда...», «Так вы немец, что ли?», «Ну да...», «Sprechen Sie Deutsch?», «Ja, naturlich!...» Старика зовут Якоб Гисс. Разговаривает он с нами охотно, немецкие ругательства обильно смешивает с русским матом. Вспоминает весь приволжский диалект, тот, который я и понять-то толком уже не могу. И потом еще часа четыре разговариваем мы с ним на немецком. Это в глубинке России, в поселке Усьва, забытом Богом и людьми.
Из двухсот пятидесяти немцев, живших в Усьве в пятидесятые годы, сегодня осталось в живых только девять. Остальные похоронены на кладбище в километре от Усьвы. На кладбище до сих пор видны несколько памятных знаков и крест с надписью «Hilf Gott». Все это, повторяю, в поселке на Урале, в России.
С того же кладбища видно место, откуда они сюда и попали и где угробили свое здоровье – угольная шахта поселка им. Широкова (ранее им. 40-летия Октября), куда в пятидесятые сгоняли всех спецпереселенцев. Шахта находится на другом берегу реки. От него остались многочисленные постройки и карьеры.
Сам Якоб Гисс едва дышит: отработал на шахте 35 лет, легкие забиты угольной пылью. Поднимается по улице с трудом, ежеминутно останавливается, отдыхает, вспоминает, смеется и матерится. Сохранилась долгая диктофонная запись, богатый видеоматериал, а также – многочисленные слайды. Но интерес на мой взгляд представляет все-таки аудиозапись. Ведь так, как разговаривает на немецком Якоб Гисс, вряд ли кто еще говорит в Германии.
Я загорел. Все 6 дней сплава стояла жара. Мы плыли на трех катамаранах по реке Усьве (Гремячинский и Чусовской районы Пермской области) и от воды сгорели еще больше. В результате все приехали красными как раки. Представляю удивление людей в Берлине, когда я им скажу, что загорел в России, причем, на северном Урале.
Нас было 20 человек. Роберт – начальник экспедиции – орал, «чайники» (и «чайницы») слушали, открыв рот, мы с Захаром – старые друзья Роберта – пили прямо на реке спирт, разбавленный талой водой, смеялись и прикалывались над ним. Все было, как всегда. Было, правда, несколько интересных моментов.
Мы видели настоящий многодневный ледоход. Из-за него не могли плыть два дня. Ледоход, это когда переходишь широкий бетонный мост с мощными «быками», и он сотрясается под тобой от ударов ледяных глыб.
Потом было наводнение. Мы стояли в палатках на берегу реки, а уровень воды всё повышался. За ночь он повысился на 140 см. и продолжал расти. От воды до палаток оставалось 30 см. Знаете, что это такое – наводнение? Это когда ты стоишь на берегу ночью, светишь на реку фонариком и слышишь непрекращаемый гул, а мимо тебя на уровне твоих ног со скоростью проносятся глыбы льда. Спать, поверьте, не хочется. Лично я не спал всю ночь и замерял уровень воды. У меня там стояла в воде палка такая. Если вода повысится до определенной отметки, надо было объявлять тревогу и переносить палатки глубже в лес. Слава Богу, не повысился.
А потом мы узнали, почему было наводнение. За очередной деревней стоял огромный 9-километровый ледяной затор. По сообщениям туристов, стоящих по обоим берегам, и местных жителей, впереди об него уже разбились несколько катамаранов. Из-за затора нам пришлось проторчать в лесу два дня, но эти дни были самыми веселыми.
Ну, а затем мы узнали, из-за чего был затор. Наши катамараны огибали очередной поворот, когда перед нами встал огромный полуобвалившийся мост, одна половина которого уже лежала в воде, а вторая накренилась на бок, но еще держалась, на полтора метра возвышаясь над водой. Вот из-за этого моста и был затор. Краем глаза мы успели заметить, что все берега вокруг моста были разбиты как будто бомбами, толстые деревья сломаны как спички. Все длилось несколько секунд. Мост, от которого не свернуть, кусты затопленного берега с одной стороны, скалы – с другой. И прошли этот мост на огромной скорости, криками переглушая рев воды, разбивающейся о «быки». И только потом смогли выдохнуть. Несколько минут никто не мог говорить.
...Через три дня мы спокойно доплыли до города Чусового, а там я с Захаром и Романовым сошли на берег и сели на электричку в Пермь. Вот так закончился наш сплав. Остальные поплыли дальше.
Что еще сказать? Да увижусь я с вами скоро, вот там и поговорим.
До встречи, друзья!