Удивительно, как люди за очень короткое время могут стать по-настоящему родными.
И очень грустно их потом провожать. Вчера уехали Томас и Сузи. Сегодня Ману.
Уезжать самому гораздо приятней.
Дороги. Сколько их уже было? Электрички, поезда, самолеты, автобусы,
КАМАЗы, ПАЗики, Мерседесы, фуры с мороженками …
Тянет … И хоть ты тресни

Ежегодное отчетное повествование 

Задумывалось все, исключительно ради сохранения воспоминай (ну, вдруг склероз), а это значит, повествование ведется от первого лица, восприятие и оценка событий персональная, не претендующая на какое-либо общественное значение и прочие, более глобальные обобщения. 

За сим патетика заканчивается и начинается суровая правда жизни

Мечты, оказывается, имеют особенность сбываться. В отличие от Остапа, так и не увидевшего города своих грез, мы на Вишере все-таки оказались. Ждали, ждали и, вот, наконец, дождались.

И как всегда все началось дорогой 

До Красновишерска добирались как все прочие граждане: на рейсовом автобусе. На этот раз багажных мест Робертом было куплено много, поэтому в автобус нас пустили почти без проблем. Ну, лица водитель и контролер, конечно, слегка покривили, но этим все и ограничилось. Ехали мы гораздо меньше ожидаемого, всего пять часов. Березников не увидели, зато Соликамск предстал перед нами во всей своей титаномагниевой красе. За окном простирались километры горных хребтов из шлака и прочий индастриал. А в ближнем пригороде на поливальной бочке в обычном придорожном огороде высится бюст Сталина, выкрашенный свежей серебрянкой. Из других достопримечательностей нами были обнаружены хлебный магазин под названием КАЛИЙ и магазин неизвестно чем торгующий под названием МАТРИЦА. Последний интересен, прежде всего, тем, что располагается в здании Троицкого собора. 

В половине десятого вечера мы прибыли в город Красновишерск. Дорога, однако, этим не закончилась. Часть № 2 началась на следующий день, и была не столь комфортабельна, точнее, совсем наоборот. Шестнадцать вестибулярных аппаратов экзамен выдержали, но главный приз получил Захар, потому что умудрился спать, в то время как внутренности остальных превращались в гоголь-моголь, а макароны и банки с тушенкой норовили расползтись по самым потаенным уголкам салона. Мы преодолели ровно шесть часов рытвин, ухабов, колдобин и прочих дорожных неприятностей. На лицо Яны без слез смотреть было нельзя. Вид ребенка, у которого отобрали последнюю конфетку, я думаю, представить могут все. Вот именно таким ребенком и выглядела Яна, когда после десяти минутной остановки на Акчиме, пришлось залезать обратно в машину. 

Конечным пунктом наших автомобильных страданий был поселок Вёлс. До него-то нас и валандало двести километров на «вахтовке» по разбитой лесовозной дороге. 

- Роберт, пусть остановят машину. – В Захаре плескалось изрядное количество пива. 

- Саша, осталось два километра. 

- Роберт, пусть остановят машину, знаю я твои два километра. 

Несмотря на то, что оставалось, конечно, не два километра, а как минимум пять, это Робертово сообщение заметно прибавило оптимизма. Совсем уже было поникший народ, открыл в себе сорок третье дыхание и вновь стал активно веселиться. Володькино предложение найти десять отличий в пейзаже за окном, было встречено неподдельными попытками, действительно эти десять отличий найти. Только их (в смысле отличий) там не было. А Роберт, сидя в кабине водителя, видел медведя, который спокойно себе дорогу переходил. Дом у него там где-то рядом. Всю экспедицию Роберт периодически об этом с восторгом вспоминал, и спрашивал, а видели ли мы этого медведя. Мы его не видели. Нечестно видеть медведя одному, даже если ты начальство. 

Потом ставили лагерь, готовили ужин, вязали катамараны и далее по списку как всегда. Веревки нынче не забыли. Этот животрепещущий элемент снаряжения изначально был отдан под ответственность Андрея. А наши с Люсей вопли заставили его уложить оный элемент в рюкзак почти за неделю до отъезда. И знаете, отсутствие отсутствия веревки лишило сплав какой-то его неповторимой особенности. Я даже знаю, что скажет Роберт, прочитав это. Отвечаю. Нет, Роберт, уж лучше пусть чего-то в жизни не хватает, чем шнурки из кедов. Андрею за веревку наше первое человеческое спасибо. Этих спасибо будет еще много, и не только Андрею.

Капитаны, капитаны … 

Это почетное звание по праву принадлежит Роберту, Захару и Андрею. Здесь звучат фанфары, а команды выстраиваются по стойке смирно и отдают честь своим капитанам. 

А именно. 

«Бедный Йорик» Капитан Роберт Латыпов – правая корма; Сергей Копнин – левая корма; Яна Флеминг, Галина Дмитриевна Масленникова и Дима Макрушин – делили на троих правый и левый нос. 

«Командорка» Капитан Саша Захаров – левая корма; Володя Миркин – правая корма; и носовая составляющая – Люся (она же Татьяна Муруева), Ману Путц и Лера Яковлева – с неохотой распределявшие между собой два весельных места. 

«Шестёра» Капитан Андрей Баженов – правая корма; кочующие по катамарану – Томас Рихтер, Сузи Грос, Света Цед, Таня Белоногова, Саша Чернышев. 

Роберт, как всегда шел на «Йорике». А Захарову «Фрекен Бок» нужно было клеить. Прости его, Фрекен Бок, пожалуйста, не по своей воле он тебя бросил. И под Захаровым началом шла «Командорка», которую по-первости чуть было не переименовали в «Хрень Господню-2», но потом перетянули. И наш кат действительно был «Командоркой», ну, если конечно гребли все вместе, а не дрейфовали пузом кверху на гондоле, и Лера парусом работала, а не перегребала Люсю или Ману. Попутно мы вели глубокие теологические диспуты о том, чем же отличается Хрень Господня от Срани Господни. К консенсусу не пришли. 

Капитаном «шестерки» был Андрюха. Катамаран так некоторые и называли ласково: «Андрюшка». Андрей, правда, всегда открещивался от такого катамаранного имени. Дабы избежать ненужной путаницы кат называли просто «Шестёра». Его команда это отдельная песня о главном. КВНовская Светка отдыхает по сравнению с нашей. А Томас вообще был звездой экспедиции. Простой немецкий парень в одну секунду превратился в простого русского парня, чем вызывал всеобщий неописуемый восторг. 

Конечно же, каждая команда считала себя лучшей (наша уж точно была самой-самой), хотя, в общем, и не было особого разделения на команды. Шли мы рядом, а часто в сцепке тремя катами. Периодически издевались друг над другом: мол, у вас гондолу восьмеркой выгнуло, или попой вы совсем в воде сидите. Технических косяков на катамаранах обнаружилось много по прибытии на лодочную станцию Красновишерска.

Рассказ Андрея о своем капитанстве, и о травмах, полученным им и Томасом от … от других членов команды 

Поход – зона повышенной опасности – это знают все. Нынче особенно не везло команде «Шестёры». 

Светка веслом убивала «слонов» (об этих насекомых еще будет сказано несколько добрых слов). Так вот, вместо того, то бы попасть по «слону», она въехала веслом Томасу, по не знаю уж какой части тела. Как сказал Андрюха, Томас долго думал на каком языке выругаться. Он оказался воспитанным немецким юношей – промолчал. А Света потом с невинным видом заявляла, что Томас этого даже не заметил, и уверял ее, что все в порядке. Видать, он действительно воспитан, или просто испугался. Светка ведь весло, по-прежнему, в руках держала. 

А в самую замечательную банную ночь под Источным камнем, все та же Света обеими пятками приложилась к Андрюшкиному лбу. Исключительно из большой любви к последнему (Андрюше, а не лбу), как опять же позже, она нас уверяла. Дело было так. Народ после бани полуночничал. А слабые организмы типа меня, Светы и Тани дрыхли в палатке. Так вот, когда почти поутру Андрей и Люся решили соснуть часок-другой, то выяснили вдруг, что уже лежащие в палатке три туловища, три головы, шесть рук и шесть ног в разных геометрических и около геометрических сочленениях не позволяют разместиться в четырехместной палатке больше уже никому. А спать-то хочется, вот Андрюша скромно и попытался просочиться на свое место почти на стенке палатки, ну и заработал при этом Светкино welcome пятками в лоб. 

Сакраментальное: Света…, Таня… Ну, Света… Да, Таня … еще долго будет преследовать и Андрея, и Люсю, да и меня слегка. 

А Захар не забудет историю «Му-Мы». 

Шла «Шестера» слажено, весла мелькали синхронно, правда чаще по воздуху, чем по воде. Особенно красиво они шли чалиться в кусты. Может быть, мы погребем, - предлагал Андрей со всей своей предельной скромностью и интеллигентностью. Команда же требовала зеленой стоянки, за что и была прозвана Володей катамараном энурезников. Он всегда найдет незлое тихое слово.

Томас 

О Томасе впору слагать стихи, песни и даже легенды. По продуцированию вербальных перлов он не может поспорить, разве, что только с Захаром. 

Томас – дежурный сокрушенно: «Бедный Томас хочет мыть посуду». 

Уехала Яна. Томас рутинно: «Одной меньше». 

Хобу он называл поджопочка, а Захара – Захарчик. 

Стоянка на Говорливом камне. Давно нетрезвый Томас собирается пить пиво. 

Роберт – Томас : 

- Томас , it's not old Russian tradition! 

- О! It ' s old Germany tradition ! 

Роберт редко не находит что ответить. На этот раз диалог был завершен. 

Томас периодически мигрировал по левой гондоле катамарана. В течение часа он мог сменить нос на центр, а потом центр на корму. При этом менялось не только место, но и поведение. 

Томас на носу сидит вальяжно, аки в мягком кресле, «Петра I» курит как гаванскую сигару. Томас в центре сидит и пьет пиво, как-то очень обыденно. Типичный бюргер в любимой пивной после рабочего дня. А когда Томас сел на корму, он видимо представил себя чемпионом мира по гребле. Его лицо светилось энтузиазмом, спина была идеально прямой, а ритм взмахов веслами – маршевый. А когда Томас пил минералку или пиво из большой бутылки – «полторашки», то вид у него при этом всегда был как у передового пионера-горниста.

Лесорубы, то есть …пилы 

Сказать по правде, появление в отряде Сергея Копнина, сначала было воспринято лично некоторыми в штыки. Просто потому что незнакомый человек. Потом это мнение изменилось. Началось все с ужасного вкусного морса (или что это было?) из, кажется, шиповника и чего-то еще. 

Ну, а потом. А потом… Когда Сергей с грозным видом разгуливал по стоянке со своей бензопилой, перед глазами сами собой возникали эпизоды из не просмотренного шедевра с завораживающим названием «Техасская резня бензопилой». У нас же была Вишерская косьба тайги бензопилой. 

Идея бензопилы возникала, конечно, и раньше, но отвергалась, как лишние три килограмма. И тут появился Сергей со своим чудесным продуктом прагматичной человеческой мысли. Мы приходили, ставили палатки, а колосящуюся окрест древесину пускали на дрова, лавки, и прочие удобства походной жизни. А если серьезно, то без Сергея (и его пилы) время на разбивку лагеря каждый раз уходило бы в несколько раз больше. (Примечание для Гринписа: вся древесина была сухая). 

Да и байки старого туриста заметно скрашивали недолгие белые вишерские ночи. Песня Belle , правда, вызывала некоторые негативные эмоции. Хотя Сергей здесь собственно и ни при чем. Виноваты-то были еще два года назад программные директора всех без исключения радиостанций и музыкальных каналов.

Людям о людях 

В моем дневнике, который я вела ровно один день (в нашем календаре он значится под нумером 22 июня), помимо зампотыловского дебита-кредита и сумбурных стенаний на тему «вахтовки», имеется следующая запись: Андрюша и Ману просто чудо, а Захар редисочный. Чем мне насолил в тот день Саша, я не вспомню, даже если ко мне применить самую страшную инквизиторскую пытку. Дело, конечно, совсем не в этом, а в том, что об этом походе мы мечтали не один год, но никакие красоты природы не будут радовать, если рядом не находятся приятные тебе люди. И, прежде всего, людьми была удивительна экспедиция. Здесь, в добрых традициях недавнего прошлого еще раз перечислим всех поименно. (Слезы не возбраняются, но лучше не надо). 

Сузи, мужественно вынесшая все невзгоды уральской погоды, удивительно добрый человек и хороший собеседник. 

О Томасе было сказано уже много, хватит. О Свете и Тане вы тоже читали. 

Герои женских сердец – Андрей и Сергей. Повествование об их подвигах еще не закончено. Главный впереди. 

Саша Васильев – помогавший нам с закупкой продуктов в Красновишерске, организовавший наше размещение там, да и просто приятный человек. Еще у него красивая собака, лайка мистер Грей. 

Галина Дмитриевна, сотворившая самые вкусные сухари в мире. 

Всегда чистый и опрятный Саша Чернышев. Поделитесь, пожалуйста, опытом как это можно сделать, а то мне прирожденной хрюше иногда даже стыдно становилось. 

Яна, лично для меня так и оставшаяся загадочной, из-за огромного языкового барьера. 

Перечитываю и понимаю. Остались Люся, Ману, Володя и Захар. Наша команда. 

И, Роберт, конечно. Ну, Роберт – это Роберт. Роберт, он, само собой разумеется. Куда мы без Роберта. 

Люсе (маме Тане, я бы даже сказала) слова благодарности прошу высказывать персонально по отдельному списку. 

А наша команда? Если на Андрюшином катамаране собрались потенциальные жертвы врача-уролога, то на нашем – врача-отоларинголога. У одного болело горло, а второй – глухой. Вот тот, у которого горло, все время брюзжал и грозился всех убить. А тот, который глухой, все слышал и грозился убить того, который все время брюзжит. Трепетная любовь Саши и Володи друг к другу не позволяет предположить возможность осуществления этих угроз, но вот однажды они чуть не довели до погибели и Ману, и Люсю, и меня. Ну, в туалет мы хотели очень сильно, все втроем. Поскольку стоянка была уже совсем скоро, они велели терпеть, а не уподобляться «некоторым». Да, ладно бы просто велели терпеть, они же еще и смешили, рисуя радужные физиологические перспективы будущей жизни катамарана – энурезников и наши, если мы не дотянем до стоянки. Вот и постарайся, не умри при этом от разрыва мочевого пузыря. 

Как-то раз (дело было при выходе из Вишерогорска) Захар, утомленный моими стонами на предмет опостылевшей роли паруса, пустил дитятко погрести на свое место (капитанское, прошу заметить). Так катамараны не ходили даже в самые тяжелые времена капитанства Вити Павлова. Потерпевши это безобразие минут десять, Захар очень вежливо – Лера, если бы у нас было время, я бы, конечно, тебя научил управлять катамараном, но не сейчас, – вернул все на круги своя. Может оно и к лучшему, что у нас не было времени – не женское это дело катамараном управлять. 

Это была самая замечательная команда. Мы никогда никуда не спешили, даже тогда когда куда-то спешили все остальные. И можно было наслаждаться такой праздностью вольных путешественников. Приятно никуда не спешить.

Слоны, олени, мхи, лишайники и прочие погодные условия 

Когда о чем-то долго мечтаешь, то кажется, что там все как-то по-другому. Известно ведь, что там, где нас нет, там … 

Первое время некоторые ворчали: типа, какого лешего надо было ехать в такую даль, когда на Чусовой и камней побольше, и вода водянистей. Но потом как-то подобных речей стало не слышно. Народ проникся, или смирился. Это ведь кому как. 

Но, так или иначе, очутившись на Вишере, все считали своим долгом фотографировать природу. В обязательную фотопрограмму входят вёлсовские останцы a ' la фильмы про Дункана Маклауда или викингов каких, и далее по списку камней и прочих местностей, которые мы проходили. Сюда же относятся мирно спящие акчимские лошади. Зато отдельно взятые фотосалоны нашего города изрядно пополнили свою прибыль за счет наших елок и палок. 

А с погодой нам повезло. Нет, правда, повезло. За неделю мы пережили все возможные варианты погодных условий пусть недолгого, зато малоснежного уральского лета. 

Восстановлено по памяти, поэтому за точность названий, 

времени и отдельных погодных проявлений не ручаюсь.

21 июня г. Пермь – г. Красновишерск 

Днем в Перми было жарко, порывистый ветер, предвещавший неизбежную грозу. А вечером в Красновишерске очень даже приятно.

22 июня г. Красновишерск – поселок Вёлс 

Жарко, солнце, пыль, дорога … но про это уже где-то было.

23 июня поселок Вёлс – камень Федосеев 

Канунный закат не предвещал изменений. Но первый день на воде начался хмурым утром. На весла мы сели под аккомпанемент ливня с легкими признаками грозы. Мой новехонький дождевой костюм, промок не где-нибудь, а в пузе, – дождь залился туда, где молния. Между прочим, таких дождевиков у нас было много. Синие – как у меня – еще у Томаса и Сузи, яркий желтый – у Ману, и суровые камуфляжные – у Роберта и Андрея. Итого 6 штук. Помимо того, что эти костюмы в животе промокают, они еще и рвутся в районе штанов. 

А после ливня был туман. Даже наши опытные туряги говорили, что шли в таком густом тумане впервые. Цвета было два: черный и белый. Вода была черной, туман – белый. Зелень по берегам тоже черная. И идущий впереди катамаран тоже черный. И мы для них тоже черные. Люди, превращенные в тень. Другой как ты, и ты как другой. Вот такой вот Мертвец Джима Джармуша. Вишерский. 

Вода в Вишере, кстати, всегда черная. Чистая-пречистая и черная, в любую погоду. До Большого Щугора, а потом обычная вода, коричневая. 

Но самое-то главное, самое! Белые ночи же были, и луна, полнолуние почти.

24 июня Федосеев камень – скальник Гостиновский камень 

С утра и до Ваи было солнце. Не жаркое совсем, а приятное. Перед Ваей же высится первый на нашем пути по-настоящему камень – Ветряной. Все его тут же принялись фотографировать. Он теперь тоже входит в портфолио Вишеры, исполнения нашего отряда. 

В Вае было жарко, но не долго. Уходили мы уже под дождем. Обычным таким дождем безрадостным. Потом он кончился, но опять не надолго. Тучи готовы были вот-вот разродиться новым, а Роберт объявил стоянку. Суматошность не спасла, палатки были безнадежно вымочены. 

Зато! 

Зато, мы видели радугу. Настоящую радугу со всеми семью цветами, и с обеими ногами. Она была настолько настоящая, что казалось, если сесть на катамаран и переплыть реку, то до нее можно будет дотронуться. Она была совсем рядом, у камня на противном (я знаю, что так правильно говорить – противный) берегу реки. 

Из-за суматохи с палатками случился казус. Как минимум две (наша и соседствующая мальчиковая Захар & К) были поставлены неправильно. То есть они стояли вполне правильно и где-то даже красиво, только вход в палатку был не там же, где вход у тента. Обнаружение данного факта вызвало приступ смеха с отдельными истерическими нотками. Впрочем, вход легко и быстро вернули на место, а лужу с карасями, обнаружившуюся в палатке после дождя – выветрили. 

И песни пели, только там. Приятная оказалась стоянка.

25 июня скальник Гостиновский камень – Писаный 

Утро нас встретило хмурым рассветом и осознанием того, что предстоит погоня за временем. Расстояние на карте от Гостиновского камня до Писаного было сурово прямым, а Роберт как никогда начальственен. Осознав всю серьезность ситуации, мы двинулись в путь. Работать парусом было холодно. Очень. Ветер был сильным и северным, и встречным, а шли мы слажено и пускали носом бурунчики. После всех трех Золотанок (или Золотих? – карта у Володи) перед нами предстал камень Боец. Хороший камень, душевный. Самое замечательное в нем (т.е. у него, т.е. под ним) это шавера (единственная за весь наш путь), по которой мы с большим удовольствием прокатились. Потом мы еще лазали на Косотуриху, и за нехваткой времени, опять не нашли пещеру. 

Камень Косотуриха, наверно, из-за того, что это был первый камень, на который мы поднимались, произвел одно из самых сильных впечатлений. Вишера и тайга, бесконечная тайга, тайга – докуда зрения хватает, они суровые очень, северные. И мне почему-то кажется, что Чусовая, хотя Чусовую я видела совсем немножко, как младшая сестрица, более изящная, более кокетливая, с бантиками, рюшами, а Вишера – старшая, и ее красота топором рублена, и потому она более простая и более суровая. 

Стоянка на Писаном была стрёмной. Какой только может быть общественная стоянка. Соседи там были. В первый раз. Хотелось бы надеяться, что в последний.

26 июня Писаный – Источный или Банный камень 

Хмарь. Морось. Ветер в морду. Холодно. Но это только звучит противно. Главное ведь, тепло одеться. 

А стоянка потом была самой-самой лучшей. Сухая, с редкой травянистой растительностью под палатками и между, и с полезной растительностью вокруг. В том смысле, что трава для чая там росла, и березы для веников, и сушины для бани. Стояли мы под (а не напротив, как в другие разы) камнем, на старой, не используемой уже дороге. Единственная неприятность (даже не неприятность, а так) – колышки палаток пришлось вбивать долго, методом научного тыка. К вечеру стало тепло, небо прояснило. И после трех дней в сапогах можно стало надеть кроссовки. 

Ура, ура и еще раз ура, Андрею и Сергею. Вот их главный подвиг. Мы мылись в походной бане. Они бедолаги целый вечер убивались, ее строя, чтобы доставить всем ни с чем не сравнимое удовольствие. Про то, какое оно я писать не буду. Все и так всё сами знают. А если не знают, то догадываются.

27 июня Банный – Говорливый 

И вот тут появились Они. То есть сначала наступила жара, а потом появились Они. 

Какую радость доставляли нам редкие лучи солнца, пробивающиеся сквозь мышиную завесу туч, ровно так же навязчиво-неприятно оно жарило в последние два дня. И главное Они – неизменные властители жарких летних полдней. «Слоны» или «олени», или «мессершмиты», а проще, банальные пауты, которые и кусаются-то больно, а жужжат того противней. По началу мы их убивали, на счет. Гордились каждой маленькой победой над врагом, предлагали рисовать звездочки на борту катамарана. Но мстить за одного прилетали все его родственники и знакомые до 25 колена. И мы перестали считать. Дорожка паутовых трупиков тянулась за нашей флотилией до самого Красновишерска.

28 июня Говорливый – Красновишерск 

Самый грустный отрезок пути, если не считать 693 ступенек, ведущих на Ветлан. Погода не изменилась, а уже как-то привыкли каждый день ждать нового. Был последний день сплава. Большой Щугор впал еще вчера, и вкусную забортную воду пить стало нельзя. Пейзаж стремительно наполнялся «пейзанами». 

Ощущалось близкое завершение сплава, а очень не хотелось, что бы он заканчивался. Но ведь все когда-нибудь заканчивается, и от этой неизбежности становилось еще грустнее. Очень хотелось, что бы мы так и плыли (шли, конечно) по Вишере. Но … Про «Остановись мгновение» все ведь знают. Впереди нас ждал еще один день вместе, небольшой пеший поход на гору Полюд и дорога домой.

29 июля Красновишерск и Полюд 

Погода не изменилась. Как не менялась она и весь последующий месяц. 

Сказание о Птице Рух 

Птицу Рух никто никогда не видел. Но она была во все времена. Духи создали небо и землю, людей, птиц и зверей, они же создали Птицу Рух. Люди о ней ничего не знали, пока какой-то неугомонный человек не отправился исследовать окружающие его территории. Так появились путешественники. Много воды утекло с той поры. Птица Рух носила разные имена, но сущность ее оставалась неизменной. 

Она тырит ложки, рации, часы и пейджеры. Особенно уважает Птица Рух колбасу (две палки полу копченой, между прочим) и сардельки. Стоит только разжиться этим походным деликатесом, и вовремя не съесть, все, прощай, колбаска. Происки ее не предугадать, как не предугадать и ее появление, а лики ее бесконечны. Она принимает облик собак, кошек, дроздов, которые пилят березу и не дают спать, местных жителей, дождя и ветра. Она может разгуляться в любое время дня и ночи, в любой день экспедиции. Птица Рух вездесуща. Она не спит по ночам, не отдыхает днем. Перехитрить ее невозможно. 

Для путешественника Птица Рух, как для горожанина Великое Ежегодное Отключение Горячей Воды. Это неизбежность. Птицы Рух не может не быть. Птица Рух – это сама жизнь, с ней бесполезно бороться, с ней нужно смириться. И может быть уже пора разработать ритуал задабривания Птицы Рух. Но по части архаичных ритуалов – это к Люське. Она у нас специалист.

Красновишерск 

В отличие от Гремячинска никакого гнетущего впечатления Красновишерск не вызывает. Совсем наоборот – очень приятный город. Небольшой, аккуратный, без претензий, и люди там очень приветливые. Когда мы вернулись со сплава и ходили в магазины, то нас всегда спрашивали, кто мы, откуда мы, откуда сплавлялись; на ответ с Вёлса, вздыхали понимающе, с легкой завистью и уважением. А мы с бешеной скоростью поглощали их запасы минералки (ну, и пива, конечно). 

Кроме Саши Васильева и продавщиц в магазинах, нам повезло с Галиной Васильевной. Она работает в столовой интерната, в котором мы жили. Галину Васильевну из-за нас сдернули из отпуска. В столовую без надзора чужих пускать нельзя. Вот она и нянчилась с нами. Да еще и блинами накормила утром. Просто так. 

И в Красновишерске мы увидели то, чего лично я не видела ни в одном городе нашей области. Кран строительный.

Баня – 2 

К Красновишерску все уже снова были грязные. И скромно хотели в баню. Роберт пообещал. Трехкратное «Ура» Роберту и Саше Васильеву. Баня была совсем нескромной. Классной была баня, с бассейном. На этот раз мальчики нас вперед не пустили, определив себе на радость мытья полтора часа. А я и Ману в это время, детство, вспоминая, на качелях качались. Баня-то была в детском лагере, во время пересменки. 

Когда спустя час сильная половина команды стала чиста как восемь пухлых, розовых младенцев, настал наш черед мыться, париться, устраивать бурю в бассейне и визжать. Чем мы с огромным удовольствием и воспользовались по полной программе. После нашего посещения этого великолепного заведения, то, что когда-то было веником, оставляло на теле рваные раны, часть воды из бассейна осела на потолке и стенах, а оставшаяся часть выплескалась на пол. В парилке от жара из глаз бежали слезы, и так вкусно пахло хлебом (спасибо, мальчикам, что поделились с нами пивом). И среди счастливых визгов и шума бассейнового шторма, было не разобрать, где мать двоих детей, а где вчерашняя школьница, и прочие гражданки в обыденной жизни, занимающиеся вполне пристойными занятиями. 

Роберт сказал, что после нас Мамай прошел. Но нам ведь было так хорошо. 

Следующий день был весь посвящен Красновишерским достопримечательностям. Коими оказались: местная газета «Красная Вишера», краеведческий музей и гора Полюд. 

Наше посещение «Красной Вишеры» целиком и полностью зафиксировано видеокамерой, музей он и в Африке музей. А вот Полюд. 

Туда мы ползли три часа, возвращались, час сорок пять. Дяденька, который перевозил нас на катере на другой берег, оказался с юмором дяденька. Высадил нас на галечной косе, которая периодически уходила под воду, и мы как Суворов в Альпах совершали трудный переход. Босиком по камням-то непривычно. Массаж, конечно, но мы не первый день из дома. Ноги стерты, проколоты и имеют прочие травмы. Обратно нас забрали, как полагается. Все-таки с юмором дяденька. 

На Полюде хорошо. Облака рядом, тайга не под крылом самолета, а прямо под ногами. Только воды мало, пить хочется. И Чердынь не видно. Но все равно хорошо. Ветер дует, камни теплые, мох растет, брусничник цветет. И снова можно никуда не спешить. 

В ночь на тридцатое мы уехали в Пермь. Вот только уезжать совсем не хотелось.

P. S. Лирический 

Поход закончился. Уехали в Питер Томас и Сузи, в Москву уехала Ману. Жизнь вошла в свои привычные ритмы большого города. Но люди все равно остались. Во-первых, есть воспоминания, во-вторых, телефоны, почта, SMS . Мы все еще обязательно встретимся. Когда-нибудь, если захотим. 

P. P. S. Нахальный 

Роберт, так мы идём на будущий год на Берёзовую?

С ноября мы начинаем проводить личные консультации для тех, кто интересуется международными волонтёрскими проектами. Консультации бесплатны и будут проходить два раза в неделю, по предварительной договоренности.